В гости норвежцев позвал берлинский Штаатсбалет, которым второй сезон руководит испанец Начо Дуато. Балет Ghosts в его духе – мрачновато, междисциплинарно, но не опасно и вполне консервативно. И очень стильно – к постановке хореографа Сины Эсперйорд и режиссера Марит Моум Ауне руку приложили все, кто в ней занят. В итоге всё в проекте можно разглядывать по отдельности без ущерба для целого. Как разные арт-инсталляции. Красивую декорацию прозрачного, показанного как бы в разрезе двухэтажного дома. Видеоролики. В одном можно увидеть задействованных в спектакле танцовщиков и танцовщиц такими, какие они сегодня, и такими, какие они были в детстве – их фотографии показывают, пока зрители рассаживаются. В другом танцовщики на разных языках, включая норвежский и немецкий, читают пьесу Ибсена. Хорошо читают. Прекрасны и видеопортреты главных героев – художника Освальда и его сводной сестры Регины – в детстве. Бледные, страшные, с подведенными углем глазами они присматривают с экрана за своими взрослыми двойниками, которые хоть и числятся живыми, но на самом деле давно умерли. Они и есть призраки тех, кого родители «погубили» (читай убили) еще в детстве.
Даже хореографию – цепочку следующих друг за другом дуэтов – можно было бы рассматривать как отдельную инсталляцию на тему кармических повторов (кто бы с кем ни танцевал – отец с матерью, мать с сыном, отец с дочерью, брат с сестрой, – все одно и то же: притягиваются, отталкиваются, хотят, но не могут быть вместе), если бы дуэты, перегруженные излишним психологизмом и телесной риторикой одновременно, не стремились пересказать содержание ибсеновских диалогов так близко к тексту, как это делали в далекую драмбалетную эпоху. Такие моменты действуют как «байки из склепа».
Политические зомби вышли на берлинскую сцену в спектакле «Страх»
В скандальной постановке театра «Шаубюне» режиссер Фальк Рихтер разбирается с националистами и радикалами
Как в пьесе, где персонажи хотят, но не могут начать новую жизнь, одержимые прошлым, так и авторы норвежских «Привидений» осваивают новые формы, не слишком отрываясь от старых. Трубач, разгуливающий с сольными импровизациями по сцене, и диджей, усердно работающий тут же над звуковой партитурой, могли бы по старинке трудиться и в оркестровой яме. Лепта, которую внесли в сочинение хореографии сами танцовщики (они указаны как соавторы), тоже не столь уж ощутима. Но новый проект по Ибсену (кажется, «Привидения» в балете еще не ставили) к прорыву и не стремится. Скорее формально (в том квазисовременном направлении, которое как стиль утверждает сегодня в Берлине Начо Дуато) показывает традиционному балетному театру, как выжить в условиях конкуренции с междисциплинарностью современного танца. И как дотянуть до лучших времен, пока не явились революционеры вроде Ноймайера и Шнитке с каким-нибудь новым «Пер Гюнтом», дальше которого в освоении Ибсена, как и в создании принципиально новой текстуры балетного зрелища, никто так и не продвинулся. В «Привидениях» договариваются между собой не авторы и идеи, а отвечающие за новаторство шаблоны – все это кем-то когда-то и для чего-то оригинального уже было создано. Дежавю. Но этого достаточно, чтобы балетная публика чувствовала себя в тонусе – по-другому, но вполне комфортно.
Зрители стали вуайеристами в берлинском спектакле Кэти Митчелл «Комната Офелии»
Постановка одного из лидеров новой европейской режиссуры уже привычно напоминает кино
Не без удачных моментов, впрочем. Тяжеленный обеденный стол, который с омерзительным скрипом волокут на сцену персонажи каждый раз, когда надо пообедать или поговорить по душам и по-семейному, – метафора не только отягощающего души персонажей «старья», ментального и материального, но и той недвижимости, которая досталась современной сцене от великих балетных «пап». Такая же метафора наследственного груза, как отцовские ботинки, в которые мечтавшая убежать в Париж возвышенная девушка Регина обреченно засунет свои прелестные балетные ножки и отправится в буквальном смысле по отцовским стопам.
Как будто хочется уже чего-то простого, совместного, демократичного, в духе легкомысленного современника Йо Стромгрена, влияние которого (это видно по «Привидениям») оставило-таки след в норвежском Национальном балете, где он ставил. Но это не так-то просто, когда за спиной призраки крестных отцов. Ботинки титанов постмодернистской балетной драмы, Джона Ноймайера и Матса Эка, балетный театр, похоже, все еще донашивает.
Берлин